Неточные совпадения
Клима подавляло обилие противоречий и упорство, с которым каждый из
людей защищал свою истину.
Человек, одетый мужиком, строго и апостольски уверенно говорил о Толстом и двух
ликах Христа — церковном и народном, о Европе, которая погибает от избытка чувственности и нищеты духа, о заблуждениях науки, — науку он особенно презирал.
— В общем настроение добродушное, хотя
люди голодны, но дышат легко, охотно смеются, мрачных
ликов не видно, преобладают деловитые. Вообще начали… круто. Ораторы везде убеждают, что «отечество в опасности», «сила — в единении» — и даже покрикивают «долой царя!» Солдаты — раненые — выступают, говорят против войны, и весьма зажигательно. Весьма.
Посмотри, — говорю ему, — на коня, животное великое, близ
человека стоящее, али на вола, его питающего и работающего ему, понурого и задумчивого, посмотри на
лики их: какая кротость, какая привязанность к
человеку, часто бьющему его безжалостно, какая незлобивость, какая доверчивость и какая красота в его
лике.
В то время подобных
людей не причисляли к
лику нигилистов, но считали опорами и делали им лестные предложения.
— Прошлялся я по фабрикам пять лет, отвык от деревни, вот! Пришел туда, поглядел, вижу — не могу я так жить! Понимаешь? Не могу! Вы тут живете — вы обид таких не видите. А там — голод за
человеком тенью ползет и нет надежды на хлеб, нету! Голод души сожрал,
лики человеческие стер, не живут
люди, гниют в неизбывной нужде… И кругом, как воронье, начальство сторожит — нет ли лишнего куска у тебя? Увидит, вырвет, в харю тебе даст…
Мне скажут, может быть, что и в провинции уже успело образоваться довольно компактное сословие «кровопивцев», которые не имеют причин причислять себя к
лику недовольных; но ведь это именно те самые
люди, о которых уже говорено выше и которые, в одно и то же время и пирог зубами рвут, и глумятся над рукою, им благодеющею.
Но церковь была почти не освещена, только в алтаре да пред иконами, особо чтимыми, рассеянно мерцали свечи и лампады, жалобно бросая жёлтые пятна на чёрные
лики. Сырой мрак давил
людей, лиц их не было видно, они плотно набили храм огромным, безглавым, сопящим телом, а над ними, на амвоне, точно в воздухе, качалась тёмная фигура священника.
Часов в десять Нину Федоровну, одетую в коричневое платье, причесанную, вывели под руки в гостиную, и здесь она прошлась немного и постояла у открытого окна, и улыбка у нее была широкая, наивная, и при взгляде на нее вспоминался один местный художник, пьяный
человек, который называл ее лицо
ликом и хотел писать с нее русскую Масленицу.
В субботу Илья стоял со стариком на церковной паперти, рядом с нищими, между двух дверей. Когда отворялась наружная дверь, Илью обдавало морозным воздухом с улицы, у него зябли ноги, и он тихонько топал ими по каменному полу. Сквозь стёкла двери он видел, как огни свечей, сливаясь в красивые узоры трепетно живых точек золота, освещали металл риз, чёрные головы
людей,
лики икон, красивую резьбу иконостаса.
Горы, долы, темные леса дремучие, подземные пещеры, мрачные и широкие беспредельные степи с ковылем-травой, легким перекати-полем и божьей птицей аистом «змееистребителем»; все это так и рисуется в воображении с рассказов обутого в лапотки «
человека божия», а надо всем этим серьезно возвышаются сухие, строгие контуры схимников, и еще выше лучезарный
лик св.
С побелевшими глазами,
Лик, прежде нежный, был страшней
Всего, что страшно для
людей.
Не заметив брата, Ольга тихо стала перед образом, бледна и прекрасна; она была одета в черную бархатную шубейку, как в тот роковой вечер, когда Вадим ей открыл свою тайну; большие глаза ее были устремлены на
лик спасителя, это была ее единственная молитва, и если б бог был
человек, то подобные глаза никогда не молились бы напрасно.
Жаловаться на
людей — не мог, не допускал себя до этого, то ли от гордости, то ли потому, что хоть и был я глуп
человек, а фарисеем — не был. Встану на колени перед знамением Абалацкой богородицы, гляжу на
лик её и на ручки, к небесам подъятые, — огонёк в лампаде моей мелькает, тихая тень гладит икону, а на сердце мне эта тень холодом ложится, и встаёт между мною и богом нечто невидимое, неощутимое, угнетая меня. Потерял я радость молитвы, опечалился и даже с Ольгой неладен стал.
Как высоко твое, о
человек, призванье,
От
лика божия на землю павший свет!
Есть все в твоей душе, чем полно мирозданье,
В ней все нашло себе созвучье и ответ…
Его сухой одноглазый
лик тоже казался опрокинутым, одежда на нем странно измялась, заершились, точно
человек этот только что с трудом пролез сквозь какое-то узкое место.
Милостивые государи, вы на меня не посетуйте, что я и пробовать не могу описать вам, что тут произошло, когда барин излил кипящую смоляную струю на
лик ангела и еще, жестокий
человек, поднял икону, чтобы похвастать, как нашел досадить нам. Помню только, что пресветлый
лик этот божественный был красен и запечатлен, а из-под печати олифа, которая под огневою смолой самую малость сверху растаяла, струила вниз двумя потеками, как кровь в слезе растворенная…
Тихон Павлович вздрогнул, перекрестился и посмотрел в угол на
лик Спасителя. Тени от лампады всё дрожали на нём, он был строг и, казалось, всё думал свою бошьшую думу. У мельника в груди стало холодно. А вдруг он сейчас вот… или нет, завтра… Вдруг он завтра умрёт! Это бывает с
человеком — сразу, без всякой болезни упал да и умер…
Такой же перед ним стоит, как в тот день, когда Алексей пришел рядиться. Так же светел
ликом, таким же добром глаза у него светятся и кажутся Алексею очами родительскими… Так же любовно, так же заботно глядят на него. Но опять слышится Алексею, шепчет кто-то незнакомый: «От сего
человека погибель твоя». «Вихорево гнездо» не помогло…
— Нет, — отвечал Алексей. — Светел
ликом и добр. Только ласку да приятство видел я на лице его, а как вскинул он на меня глазами, показались мне его глаза родительскими: такие любовные, такие заботные. Подхожу к нему… И тут… ровно шепнул мне кто-то: «От сего
человека погибель твоя». Так и говорит: «От сего
человека погибель твоя». Откуда такое извещение — не знаю.
И тихо, с измененным
ликом,
В мерцаньи мертвенном свечей,
Бужу я память о Двуликом
В сердцах молящихся
людей.
В эту кухмистерскую могли иметь доступ только «свои», присовокупленные к тому же
лику, а из посторонних, из незнакомых
людей ни один
человек не нашел бы себе там ни тарелки супу, ни куска мяса.
Обеда в коммуне не стряпали, а вся братия ходила питать себя поблизости в одну кухмистерскую, которую содержала некоторая дама или девица, принадлежавшая тоже к
лику «новых
людей».
В самой природе — хотя не Бога, а
человека и вообще твари — заложена возможность не только блаженства, но и муки, причем индивидуальная неповторяемость человеческой личности простирается и на это: всякий
лик бытия имеет не только свою светлую сторону, но и свою особую изнанку или тень.
В Адаме перстном начертан
лик Адама Небесного и преднамечено их конечное соединение [Церковь поет: «Солгася древле Адам и Бог возжелев быти не бысть;
человек бывает Бог, да Бога Адама соделает» — обманулся древле Адам и, возжелав быть Богом, не стал Им;
человеком становится Бог, чтобы сделать Богом Адама (Из стихирь на хвалите праздника Благовещения).].
В меру того, насколько сам
человек положил основу своему бытию, осуществил в себе подобие Божие, выявил умопостигаемый
лик свой, познал в себе божественную свою идею, настолько он имеет силы жизни и роста в Царствии Христовом.
И вот видят Божьи
люди, что с разрушенного Арарата нисходит святолепный, светозарный, никому неведомый старец, брада белая по локоть,
лик же юный.
Я здесь сижу, творю
людейПо образу и
лику моему,
Мне равное по духу племя,
Чтобы ему страдать и плакать,
И ликовать, и наслаждаться,
И на тебя не обращать вниманья,
Как я…
Но объединяет их и его главное — глубокое, неистовое отрицание «
лика мира сего», неспособность примириться с ним, светлая вера в то, что гармония жизни доступна
человеку и что она может быть, должна быть добыта.
Впечатление это еще более усиливается, когда снаряженный к погребению труп вчера еще был
человек, нами близко знаемый, вчера живой, нынче безгласный, с изменившимся, обезображенным
ликом, каков был теперь Бодростин.
Сегодня остановимся на этом, дорогой товарищ. Я давно не писал, и мне снова надо привыкать к твоему тусклому и плоскому
лику, разрисованному румянами пощечин, и я немного забыл те слова, что говорятся между порядочными и недавно битыми
людьми. Пойди вон, мой друг. Сегодня и медная труба, и ты першишь у меня в горле, червячок. Оставь меня.
Личность
человека может быть раздавлена,
человек может иметь много
ликов, и его образ может быть неуловим.
Творческая этика требует любви в каждом
человеке к его творческому
лику, образу и подобию Божьему в нем, т. е. к самому
человеку, как к самоценности, а не только к Богу в нем, не только к добру в нем, к истине в нем, к сверхчеловеческому в нем.
Стоило взглянуть на Пекторалиса, чтобы оценить, как он серьезно понимает значение этой торжественной минуты, и потому не могло быть никакого сомнения, что он сумеет ею воспользоваться, что он себя покажет, — явит себя своим согражданам
человеком стойким и внушающим к себе уважение и, так сказать, отольет свои
лик из бронзы, на память временам.
В жизненном источнике этой книги и этой религиозной философии заложено совершенно исключительное, царственное чувствование
человека, религиозное осознание Антропоса как божественного
Лика.
— Я должен покончить со всем своим прошлым, — произнес он с чувством. — Не на свежей же могиле сына приносить жертвы мщения. Может быть, скоро предстану перед светлым
ликом Вышнего Судьи. Повергну себя перед Ним и скажу ему: «Отче мой, отпусти мне долги мои, как я отпустил их должникам моим». Пускай придет. Да покараульте дочь мою и Тони. Потрудитесь, мой друг, передать им, что я занят с нужным
человеком.
В андрогинизме разгадка той тайны, что в Абсолютном
Человеке — Христе не было видимой нам жизни пола, так как в
лике Его не было распадения, рождающего нашу земную жизнь пола.
Лишь богоусыновление
человека, совершенное Христом, восстановление Христом человеческой природы, поврежденной грехом и отпадением, раскрывает тайну о
человеке и его первородстве, тайну
лика человеческого.
Мистика Индии предшествует откровению
Ликов Божьих и
ликов человеческих, она погружена в первоначальную, недифференцированную божественность, в которой не видно еще ни Бога, ни
человека.
Не только Бог есть в
человеке, но сам
человек есть
лик Бога, в нем осуществляется божественное развитие.
В этом
лике своем церковь раскроет зрелому
человеку, корчащемуся от религиозной муки, безмерную и безграничную свободу творчества в Духе, множественность индивидуальных путей в Боге.
Иоаннова церковь не есть демократическая церковь опеки младенцев, приспособления к греховной слабости и посредственности
человека, — это таинственная и вечная церковь Христова,
лик церкви в себе самой, открывающийся
человеку в восхождении на гору, а не приспособлении к низинам человечества.
Любовь мужчины и женщины, любовь
человека к
человеку становится безбожной любовью, когда теряется духовная свобода, когда исчезает
лик, когда нет в ней бессмертия и вечности.
Эта старая мистика не признавала самости
человека как
лика божественного и творчества
человека как процесса божественного, она знает лишь Единое божественное.
Она раскрывает и утверждает для вечной жизни
лик каждого
человека.
Мистика Индии вся безликая, не видит личности человеческой в ее метафизической самобытности и прибыльности для жизни самого Бога, она вся еще до откровения
Человека в Боге, откровения
лика через Сына Божьего [В «Голосе Безмолвия» говорится: «Прежде чем разум твоей души прозреет, зародыш личности должен быть разрушен» (с. 23).
В этом складном
человеке трудно узнать цельный и неповторимый
лик человека-творца — образа и подобия Бога-Творца, в Боге изначально, до всего пребывающий.
Христос никогда не придет в силе и славе к
людям, которые не совершат творческого акта, второго
лика Христа они никогда не увидят, Он вечно будет обращен к ним лишь своим распятым, растерзанным, жертвенным
Ликом.
В ответ на это от Вишневского следовали комплименты жене, с повторением полного доверия к ее вкусу, и затем Степан Иванович вскоре возвращался под семейный кров. Его ждали, разумеется, тимпаны и
лики, ласки и восклицания, и телец упитанный, и все, все, что было нужно, чтобы сделать его счастливым, как он желал и как это могла устроить его нежная-пренежная жена, которая имела несчастие из живой и очень милой женщины стать „навек не
человек“.
И не творится новой жизни, в которой был бы поднят на высоту
человек, человеческий образ, человеческий
лик.
— Да, я укоряю Его. Иисус, Иисус! Зачем так чист, так благостен Твой
лик? Только по краю человеческих страданий, как по берегу пучины, прошел Ты, и только пена кровавых и грязных волн коснулась Тебя, — мне ли,
человеку, велишь Ты погрузиться в черную глубину? Велика Твоя Голгофа, Иисус, но слишком почтенна и радостна она, и нет в ней одного маленького, но очень интересного штришка: ужаса бесцельности!